Мистер убийца - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Кого ты только что держала в руках?

– Ты имеешь в виду Фреда? Но ведь Фред чистый!

– Я сказал, вымой руки.

Придирчивость отца напомнила Шарлотте, что в последнее время он стал не похож на себя. Он редко бывал резок с ней или с Эм. Шарлотта подчинилась, но не из боязни, что он ее отшлепает или накричит на нее, а потому, что для нее было важно не расстраивать его и маму. Она помнила ни с чем не сравнимое прекрасное чувство, когда она получала хорошие оценки или удачно играла на фортепиано. Тогда они гордились ею. И не было ничего хуже того, когда она, набедокурив, замечала печаль и разочарование в глазах родителей, даже если они не наказывали ее и не выговаривали ей за это.

Резкий тон отца заставил Шарлотту направиться прямо в дамский туалет. По пути она изо всех сил сдерживала слезы.

Позже, в машине, мама сказала:

– Марти, ты явно превышаешь скорость, принятую в штате Индиана.

– Думаешь, я еду очень быстро? – спросил папа, притворно удивляясь. – Я еду на нормальной скорости. Мне тридцать три года, и ни одного дорожного инцидента. Чистые права. Ни одного прокола. Меня ни разу даже не останавливала полиция.

– Правильно. Они просто не могут за тобой угнаться, – сказала мама.

– Точно.

Сидя на заднем сиденье, Шарлотта и Эмили улыбнулись друг дружке,

Сколько Шарлотта помнила себя, ее родители всегда перекидывались шуточками по поводу папиного вождения, хотя мама действительно хотела, чтобы он ездил осторожнее.

– Меня ни разу не штрафовали за неправильную парковку, – сказал папа.

Раньше их перепалки носили миролюбивый характер. Сейчас же он вдруг резко сказал маме:

– Ради Бога, Пейдж, я ведь хороший водитель, машина абсолютно безопасна. Я израсходовал на нее кучу денег именно потому, что это одна из самых безопасных машин. Поэтому прошу тебя больше не говорить на эту тему.

– Хорошо, извини, – ответила мама.

Шарлотта посмотрела на сестру. Эм наблюдала за происходящим с широко раскрытыми от удивления глазами.

Папа был не похож на папу. Что-то случилось. По большому счету.

Они проехали всего квартал. Отец сбросил скорость и, глядя на маму, сказал:

– Извини.

– Нет, ты был прав, я слишком паникую по любому поводу, – сказала мама.

Они улыбнулись друг другу. Все уладилось. По крайней мере, они не собирались разводиться, как те, о которых они говорили за обедом. Шарлотта не помнила, чтобы родители сердились друг на друга больше нескольких минут.

И тем не менее она была обеспокоена. Может, ей все-таки стоит обшарить все вокруг дома и за гаражом. Наверняка где-то там стоит огромная пустая летающая тарелка, прибывшая к ним из космоса.

***

Как акула, вздымающая вокруг себя холодные потоки воды в ночном море, несется в автомобиле киллер.

Улицы ему знакомы, хоть он в Канзас-Сити и в первый раз. Доскональное знание плана города является составным элементом его подготовки к заданию, так как он может стать объектом полицейской погони и вынужден будет поспешно покинуть город.

Любопытно то, что он не может припомнить, что когда-либо видел эту карту, не говоря уже о том, чтобы изучать ее. Он даже представить себе не может, откуда у него эта подробнейшая информация. Но он не хочет думать о провалах памяти, мысли об этом наводят на него такую тоску, что ему становится страшно.

Поэтому он просто ведет машину. Обычно ему нравится это занятие. Сознание того, что сильная, и податливая машина подчиняется ему, мобилизует и придает направленность его действиям.

Временами, однако, движение машины и огни незнакомого города, невзирая на то что он знаком с его планом, заставляют его, как это происходит сейчас, чувствовать себя маленьким, одиноким и никому не нужным. Сердце начинает бешено колотиться в груди, а ладони становятся такими влажными, что из рук выскальзывает руль.

Притормозив у светофора, он видит на соседней полосе машину с сидящими в ней пассажирами. При свете уличных фонарей он отчетливо видит за рулем отца семейства, мать, сидящую рядом, и детей – мальчика лет десяти и девочку шести-семи, расположившихся на заднем сиденье. Они едут домой после вечерней прогулки. Быть может, после кино. Разговаривают, смеются. Родители со своими детьми.

В его подавленном состоянии эта картина как безжалостный удар молота, и из уст его вырывается высокий нечленораздельный и тоскливый звук.

Он съезжает с улицы на автостоянку перед итальянским рестораном. Тяжело обмякает на сиденье. Часто вдыхает воздух мелкими глотками. Дышит судорожно и с трудом.

Опустошенность. Он боится ее.

Вот она, пришла и вселилась в него.

И он чувствует себя так, будто внутри него пусто, он полый. Будто его выдули из тончайшего хрупкого стекла, и он немногим более материален, чем призрак.

В такие моменты ему просто необходимо зеркало, ибо это то немногое, что может подтвердить факт его существования.

Зеленые и красные огни неоновой рекламы ресторана освещают салон "форда". Он наклоняется и смотрит на себя в зеркало заднего обзора. На мертвенно-бледном лице двумя темно-красными огнями горят глаза, и кажется, что огонь этот исходит изнутри.

Сегодня его отражение в зеркале не умеряет тревоги. Он чувствует себя менее реальным, чем когда-либо. И кажется ему, что сделай он выдох в последний раз – и жалкие остатки его субстанции навсегда покинут его.

Слезы застилают глаза. Он подавлен и раздавлен одиночеством и бессмысленностью своей жизни.

Он наклоняется вперед, кладет голову на грудь и начинает рыдать как ребенок.

Он не знает своего имени, знает только, какими именами он будет пользоваться в Канзас-Сити. Он так хочет иметь свое, настоящее, а не фальшивое имя. У него нет семьи, нет друзей, нет дома. Он не может вспомнить, кто дал ему это задание, а также все те задания, которые он выполнял раньше. Он также не знает, зачем его жертвы должны умереть. Невероятно, но у него нет ни малейшего представления о том, кто ему платит. Он не помнит, откуда в его кошельке деньги и где он приобрел свою одежду.